Немецкое слово, переводимое на английский как «самореализация», показывает психологически врожденное стремление Самости реализовать себя. Это относится к процессу разворачивания «трансперсональной энергии жизни», которая использует «человеческое сознание в качестве инструмента для самореализации». Следовательно, индивидуация начинается с внутреннего стремления Самости к реализации себя, безотносительно к сознательной воле или внешней ситуации. Стать «отдельным гомогенным существом» не относится к тому, что эго, центр сознания, или эмпирический человек может достичь усилием воли. Напротив, под действием Самости эго будет эволюционировать в сторону бессознательного. Следовательно, юнговская концепция самореализации относится к «Самость-центрированному» функционированию психики, превосходящему эго-центрическое функционирование.
Самость – «не только центр, но также и вся окружность», охватывающая сознание и бессознательное. Поэтому активация Самости, центра всей психики, заставляет эго, центр сознания, функционировать на службе Самости. Как «меньший круг внутри большего» или «остров, окруженный морем» бессознательного, производящим «бесконечное и неисчерпаемое изобилие живых созданий, за пределами нашей способности постичь или измерить их», эго постоянно обусловлено, зависимо от Самости как от определяющего фактора его существования и развития. Другими словами, при реализации Самости эго начинает функционировать, феноменологически, как «Самость-центрированное», а не как «эго-центрированное» (как прежде). Это «Самость-центрированное» функционирование не надо путать с растворением эго. Исчезает эго-центированность, а не само эго. Новое эго функционирует на службе Самости, творческой матрицы жизни. Хорошо известная фраза Св.Павла, на которую часто ссылается Юнг, может быть использована в качестве классического выражения идеи о Самость-центрированном функционировании эго. Эго обогащается и усиливается, становится достаточно стабильным, чтобы интегрировать все больше бессознательного материала. С психологической точки зрения, буддийский акцент на продолжительном Пробуждении относится к непрерывному процессу роста и развития эго. Так что сущностной чертой буддизма является не исчезновение эго, а обогащение эго через интеграцию бессознательного.
Я родился в храмовой общине Йодо Шиншу буддизма чистой земли. Мой брат –восемнадцатый священник буддизма Чистой земли в нашей семье. И я также был посвящен в сан и прибыл служить в храм, продолжать учебу. Семейные традиции играют первостепенную роль в Японии, и моя семья прочно связана с буддизмом Чистой земли. Поэтому мои исследования были нацелены на понимание места этого духовного наследия в более широком философско-психологическом контексте. В моей дипломной работе в Токийском Университете рассматривалась связь индийской философии и буддизма, а в Цюрихе я работал над пониманием буддизма в контексте западной философии.
Начав изучать западную философию, я сначала пережил сильный дискомфорт в отношении западного аналитического подхода и альтернативного взгляда на мою жизнь и семейную традицию. Тогда я начал проходить юнгианский анализ и готовить дипломную работу в Институте К.Г. Юнга по даосскому тексту «Тайна Золотого цветка».
В процессе обучения одним из моих анализандов стал профессор Т., японский ученый, сведущий в буддизме. Его послало японское министерство образования для обучения в течение полутора лет. Ему было 52 года, и он чувствовал себя очень уверенно в отношении своего направления в жизни. Профессор сказал мне, что его цель – «связать восточную субъективность и западную объективность». Под словом «связь» он имел в виду синтез духовных традиций Запада и Востока. Профессор в молодости серьезно занимался дзенскими практиками, а также много изучал западную философию и религию.
Хотя мой анализ с профессором длился только два с половиной месяца (25 сессий), меня поразила глубина и изобилие материала (сны, активное воображение, ассоциативный эксперимент и т.п.). Полученный аналитический опыт оказал существенное влияние на мое отношение к бессознательному материалу. Он также поддержал меня в идее, что сила и стабильность эго играют существенную роль в пробуждении «подлинной Самости» в буддизме. Я хочу использовать некоторые его сны в качестве примера функционирования эго в процессе самореализации или спонтанного движения самости к осознанию себя.

Первый сон

Как отмечал Юнг, первый сон дает важный намек на направление дальнейшего аналитического процесса. Профессор принес первый сон через две с половиной недели анализа:
Роши (от которого он получал основные духовные наставления) собирался дать мне совет. Тут я закричал ему «Ка-а-а-цу!» Сон испарился, и я проснулся с чувством сожаления.

«Ка-а-а-цу!» в дзене – это традиционный жест, выражающий уверенность в своем «подлинном состоянии». Это естественное проявление внутреннего «истинного я». Профессор сказал, что испытывал реальный прилив энергии, когда это делал. Почему же он тогда почувствовал сожаление, когда проснулся от крика? Значит, этот крик не был проявлением «истинного я» - это была незрелая реакция эго во сне.
Эго обязательно должно быть восприимчивым, чтобы пережить полезное столкновение с Самостью, символизируемой во сне дзен-мастером. Для столкновения с Самостью эго должно быть сильным, иначе будет в опасности стабильность и интегрированность эго, может произойти дезинтеграция. Но эго не должно быть сильным в смысле «ригидным» или «негибким». Такое ригидное эго отрезает себя от Самости, матрицы жизни. Другими словами, первый сон выявлял отношение эго к столкновению с Самостью.
Агрессивный эгоцентризм был основным жизненным стилем профессора. Это наблюдение подтверждается самым ранним детским воспоминанием: однажды он попал в больницу и наблюдал укол шприцом. Он испугался от своего открытия, что укол может произвести изменения во всем теле. Вспоминая об этом, он сказал:
Маленькая острая игла проникает в тело. В этой точке соединяется проникающая агрессия иглы и полная пассивность тела. Я чувствовал почти экстаз. Позже в детстве я чувствовал мгновенное возбуждение, видя или представляя колющую иглу.

Описывая это экстатическое переживание, которое он чувствовал из-за идентификации с агрессивностью острой иглы и пассивностью тела, профессор делал выпад правой рукой в воображаемую точку перед собой. Так он показывал – и словами, и телом, – что острие иглы символизирует для него центр, объединяющий противоположности, или Самость. Он объяснял мне этим, что с детства чувствовал потребность стать единым с этой таинственной «точкой».

Второй сон

Второй сон, такой же короткий, как и первый, еще раз показывает необходимость восприимчивости эго для реализации Самости.
Происходит встреча с ученым Н. Там присутствует и много других ученых. Мистеру Н. 72 года. Я думаю во сне, что он великий человек.

Профессор сказал, что этот сон был для него довольно неожиданным. Потому что он только однажды видел мистера Н. и не знает его лично. Мистер Н. был знаменитым президентом того университета, в котором преподает сновидец. После Второй мировой войны мистер Н. оказывал влияние на падших духом японцев, помогая им искать пути восстановления страны. Он также был лидером церкви «Христиане вне церкви». Эта японская форма христианства существовала в стране с 1910 г. Она была основана Канзо Учимура, и от 10 до 20% японских христиан следуют этому направлению. Она делает акцент на «церковь внутри», что было реакцией на теневые стороны института церкви. Следовательно, ее последователи считают себя новыми протестантами.
Идею «религии без церкви» можно считать производной от японского буддизма интровертированного типа, выделяющего важность индивидуального опыта пробуждения. Профессор ассоциировал мистера Н. во сне со своим собственным путем дзэн, не зависящим от учителя Роши. Кроме того, его семья по традиции принадлежала к Йодо-шиншу. Как и дзен, эта форма буддизма Чистой земли является одной из самых распространенных в Японии. Она также подчеркивает важность индивидуальной веры через осознавание безграничного сострадания Будды Амиды. И путь дзенской медитации, и путь веры Йодо-шиншу можно считать предвестниками японского христианства «религии без церкви» или «церкви внутри». Следовательно, мистер Н. символизировал для профессора творческий синтез японской традиционной религиозности и западного христианства. Мистер Н. указывал на цель профессора как философа: «найти связующее звено между восточной субъективностью и западной объективностью».
Во сне группа ученых встречалась с мистером Н. как со своим лидером, и профессор считал его великим человеком. Уважение к мистеру Н. как образу Самости можно понимать как свидетельство активации рецептивности эго в направлении Самости.

Третий сон

В этом сне процесс активации его рецептивности продолжается дальше. Через четыре сессии после второго сна он принес следующее переживание:

Обычно после дзенской медитации я шел спать. Я попытался не заснуть, закрыл глаза и стал всматриваться вглубь себя. Проваливаясь в дремоту, я остатками сознания прокричал «город К!» и неожиданно очнулся. Через некоторое время я все же заснул.

«Город К.» был родным городом профессора. Он связал его с глубинами психики, его «родным домом». Как он сказал, «Подлинный дом»
… обычно не существует в моем сознании. Он переживается как небесная музыка в состоянии созерцания (самадхи) или иногда в обычном сознании… Поскольку я сознательно хотел увидеть глубины себя, мой родной город «К», присутствующий в моем подсознании, активировался в соединении с «подлинным домом» или глубинами психики.

Далее он добавил: «Но такая интерпретация не способствует моей дзенской практике. Этот анализ сна бесполезен для меня!»
Для него глубины психики, или бессознательное, являлись «подлинным домом» творческой матрицы психики. Но его дополнительное замечание отражает интеллектуальную агрессивность, которая ограничивает все простой интерпретацией. Рациональная интерпретация отрезает контакт с бессознательным. В отличие от агрессивного поведения эго по отношению к Самости в первом сне, здесь эго сна занимает более рецептивную позицию. Как следует из его замечания, ему была нужна не интерпретация, но опыт творческой глубины, чтобы он мог познать «подлинное я». Эта направленность на значимый опыт бессознательного реализовалась в последующих снах.
После третьего сна у него не было снов неделю. Он сокрушался: «Сны отвергли меня!».

Четвертый сон

Сон начинается с моего размышления о трудностях борьбы сумо. В чемпионате участвуют три борца: ветеран, новый чемпион и я, только что внесенный в список. И ветеран, и новичок были не в духе в этот день. Наступила моя очередь. Я подошел к краю ринга, разогреваясь. Я чувствовал себя отдохнувшим. Начал толкать своего противника – ветерана. В момент отталкивающего движения руками вперед я проснулся.

Борьба сумо является традиционным японским видом спорта, а также хорошим шоу. Изначально идея сумо восходит к религиозным понятиям синтоизма. Даже сегодня в некоторых районах проводится фестиваль матсури с непрофессиональными состязаниями в сумо, посвященными ками, божеству или святилищу этого места. В сумо вся личность борца – и тело, и ум – «очищается», освобождая пространство для божественного. Следовательно, сумо символизирует полное подчинение, жертвование человека божественному, или Самости.
Профессор любил наблюдать состязания сумоистов, особенно ветеранов, где много «жизненного дыхания». Он сказал:
Эти «выдохи» ветеранов являются аналогом дыхания в дзенской медитации. Я чувствую, что мне будет трудно дойти до последней точки – великой нирваны. Я верю, что путь к нирване лежит через дзенскую сидячую медитацию… Все мое существо, мое тело и ум окончательно сойдутся в одну точку. Этой точки крайне сложно достичь.

Следует заметить, что эго в четвертом сне было наполнено «жизненным дыханием». Следовательно, ветеран, символизирующий прежнее «подлинное я» профессора, должен быть превзойден, вытолкнут за пределы ринга, хотя сон не доходит до этого момента. Сон с открытым концом, по мнению Юнга, нужно завершить в реальности. Образ эго, овладевшего «жизненным дыханием» - это функционирование эго на службе Самости. Т.е. в самореализации эго начинает действовать «самость-центрированно» или в унисон с самость-центрированной психической ситуацией.
Последняя ремарка профессора была снова критической:
Я понял, что этот сон относился к моим сложностям в достижении последней точки – великой нирваны. За ней я не вижу никакого «смысла». Победители – это просто достигшие вершины рейтинга среди борцов. Как мне связать это с реальной жизнью? Интерпретация сна ничего бы не дала в разрешении моей главной проблемы. Это была бы простая мирская, не-религиозная идея.

Здесь, как и при анализе третьего сна, профессор все больше осознает дзенскую медитацию как сущностный метод достижения цели, «подлинного дома», великой нирваны или «проблеска» спонтанного синтеза восточной субъективности и западной объективности.

Пятый сон

Поиски «последней точки» для проникновения в нирвану продолжаются в следующем сне:
Во сне я ищу того, кто сейчас видит сон. Я обнаруживаю сон, покрытый чем-то вроде льда (хотя и не холодным), а также плоской и толстой полупрозрачной крышкой. Думая, что я не могу больше осознавать содержимое сна, я просыпаюсь.

Впервые у профессора были позитивные реплики после сна. Он сказал: «В состоянии полудремы мне удалось подойти ближе к глубинам своей психики». Далее: «Моя цель как философа – в реализации спонтанного синтеза западной объективности и восточной субъективности. До цели еще далеко, но я чувствую, что сделал шаг вперед». Его дальнейшие замечания были очень показательными в смысле функционирования эго на пути к самореализации.
После того сна прошло несколько часов. Подул ветер, идущий из глубин психики сквозь этот мир. Он шел из глубин через подсознание к сознанию, к моему эго и телу. Я оказался внутри и вне дзен-самадхи. Ветер прекратился, когда пришло время.http://www.maap.ru/Reading/Miuky_Buddism_and_Jungian_Psychology.htm